Одним из значимых событий в музыкальной жизни Новосибирска этого года стала мировая премьера симфонической фантазии «Музыка моря» Бориса Лисицына. Исполненное на одном из концертов VI Транссибирского фестиваля, это произведение, несомненно достойно того, что бы войти в репертуар ведущих симфонических коллективов. И не только по тому, что посвящено оно великому Арнольду Кацу, но и по глубине его, по содержанию и по особой, присущей этому композитору стилистике воплощения своего замысла. По его умению заставить «говорить» классические инструменты уникальным языком… Наша встреча с Борисом Лисицыным состоялась недели через полторы после того, как была исполнена «Музыка моря». И мне, и автору нужно было некоторое время, что бы более полно осмыслить увиденное и услышанное во время исполнения произведения.О
- Нынешний год для музыкальной культуры Новосибирска, особенный : в сентябре исполнится 95 лет дня рождения основателя новосибирского академического симфонического оркестра Арнольда Каца. Насколько мне известно, эта дата будет широко отмечаться в городе. И это верно, поскольку свое имя Арнольд Михайлович навечно вписал в историю Новосибирска. Я считаю, что мне очень повезло: я хорошо знал его. Больше того – мы дружили с ним. Во многом благодаря ему я стал тем, кем являюсь в настоящее время. Моя симфония, о которой мы сейчас говорим, посвящена этому гениальному человеку…
- Как она попала в программу Транссибирского фестиваля?
- По доброй традиции в программу фестиваля включается произведение, написанное сибирскими композиторами. Отбор его проходит на конкурсной основе. Я рискнул и удача улыбнулась мне: именно «Музыка моря» была выбрана жюри. Возможно удаче сопутствовало то, что это произведение я посвятил Арнольду Михайловичу. Но, надеюсь, не только это повлияло на выбор жюри в пользу «Моря»…
… долгожданный третий звонок. В большом зале филармонии плавно гаснет свет, создавая этим угасанием «электрического светила» некую прелюдию того события, в которое вот - вот должен погрузиться переполненный зал. Так оно и происходит. Первые звуки струнных плавно стекающие со сцены чудесным образом превращают музыкантов в живописцев. В руках и них не смычки - кисти. Пюпитр с нотами – палитра. И, подчиняясь воле композитора, они буквально рисуют звуками море… Стоит прикрыть глаза и пред тобой картина раннего утра на берегу приморского городка. Городок спит, спит у его подножия и море и не спит лишь ранняя Аврора. Как и положено богине утренней зари она золотит ночной небосклон своими лучами извещая обитателей городка и весь окружающий мир о том, что наступает новый день. Постепенно его улочки наполняются шумом и суетой, вызывая тем самым недовольство дитя мирового океана. Отчетливо прослушиваются раздраженные всплески у пирса и бортов у суетливых шаланд и горделивых фрегатов. Еще мгновение и слышен посвист ветра и всхлапывание поднимаемых парусов, лязг якорных цепей, гортанные крики вахтенных и шкиперов. Вся эта людская суета явно не по нраву воде и она уже далеко не то спокойное дитя, что было несколько мгновений назад. То тут то там вскипают буруны, стремительно превращаясь в нешуточные волны. Небо уже затянуто свинцом: знать скоро будет ураган. И он не заставляет себя долго ждать. Теперь море – это сумасшедшая пляска гигантских волн, которая безжалостно швыряет корабли, как скорлупки. Казалось - хватит! Угомонись стихия! Но нет, игра не кончена. И полотно еще не дописано. А потому, подчиняясь воле автора, оркестр мазок за мазком продолжает уверенно творить картину этого безумства. Ураганный ветер , кидаясь тонными соленой воды рвет в клочья паруса и как соломинки ломает мачты. Кажется, что стихия торжествуя в своем безумстве попросту насмехается над теми, кто попробовал нарушить ее покой. Одних навсегда забирает в свои пучины, другим, натешившись их судьбами сполна, дарует жизнь… Но что это?! Светлеет, к счастью, небосвод, упругость ветра спадает постепенно и грозных волн не видно больше. И вновь до горизонта бесконечно водная гладь и все вокруг спокойно и степенно…
- Борис, незадолго до нашей встречи я прочитал книгу Владимира Михайловича Калужского об Арнольде Михайловиче. Ассоциации с ним, с его характером в Вашем «Море» очевидны! Это был тонкий, умный, деликатный, интеллигентный человек, беспредельно преданный делу, которому служил. И ради этого самого дела он мог быть и самой настоящей бурей…
- Действительно, это во многом так. Знаете, мое знакомство с Арнольдом Михайловичем несколько анекдотично. Как то, находясь в Оперном театре, я заглянул в камерный зал, где в это время шел симфонический концерт. За пультом A. Кац. Меня настолько поразило произведение, которое исполнял оркестр, это был Реквием Верди. Исполнялся, насколько помню «Dies irae». Это было настолько мощно, что я решил написать нечто подобное. Написал симфонию. Старался на совесть а, по завершении своих трудов, набрался смелости и пришел к маэстро и вручил ему свой «труд». Удивительно, но факт: он не прогнал меня, а напротив, взял мои ноты. Изучив мое «творчество» он поинтересовался чем я думаю заниматься дальше и какие мои ближайшие планы. Я честно признался, что вскоре меня должны призвать в армию. Маэстро, как мне показалось, с неким удовлетворением воспринял это известие, сказав примерно следующее: Идите молодой человек в армию и пишите там артиллерийские марши! И так же дал мне телефон композитора Аскольда Мурова ставшим впоследствии моим наставником в консерватории. Как мне помнится сам он тоже в своё время прошёл через службу в армии и военный оркестр. И поскольку это было сказано с доброй иронией, то убит я столь «лестной» рекомендацией не был. И впоследствии с легким сердцем отправился отдавать свой гражданский долг.
- Отправились писать марши?
- Нет, конечно, смеется мой собеседник. Но музыкой там занимался постоянно. Меня, как музыканта, направили в полковой оркестр, где я играл на флейте.
- Армия как – то повлияла на Вас, на Ваше формирование как будущего композитора?
- Знаете - да. «Поварившись» в оркестре я приобрел для себя массу полезного. И самое главное – понял, как писать музыку для оркестра. Уже после армии я поступил в музыкальное училище и далее была консерватория где я учился у Аскольда Федоровича Мурова. Будучи студентом я старался при всякой возможности бывать на концертах которыми дирижировал А. М. Кац. Старался попасть на его репетиции. Для меня они были очень важны, потому что на них, зачастую, я получал больше знаний, чем на занятиях по основам композиции в ВУЗе. Уже после того, как я стал членом союза композиторов, когда мои произведения стали достойны исполнения серъезными музыкантами, одним из исполнителей их стал и Арнольд Михайлович. Благодаря этому, мы много общались с ним, говорили о музыке и не только о ней. И это общение дало для меня очень многое. Оно не прервалось и после того, как я уехал в Америку. Я очень часто звонил ему. И всякий раз приезжая в Новосибирск в обязательном порядке шел к Арнольду Михайловичу, Для меня было очень важно подпитываться от него и жизненным и творческим опытом.
- Вас смело можно назвать счастливчиком. Насколько мне известно, в свой круг общения Арнольд Кац допускал не каждого…
- Это действительно так. Он очень тонко чувствовал человека. Мог уловить в нем мельчайшую фальшь. Терпеть не мог бездарей, которые мнили себя великими музыкантами и композиторами. С подобными людьми он порывал раз и навсегда. Знаете, молва порой говорит о нем многое. Что мол человек с очень вздорным характером, что человек без руля и ветрил и прочее. Возможно и были у него определенные изъяны в характере. Но проявлялись они как правило тогда, когда касалось его детища – симфонического оркестра. Я как то заглянул к нему в кабинет: шел весьма непростой телефонный разговор на повышенных тонах. Нет – нет да и мелькали непарламентские выражения. Как выяснилось позже, он общался с кем-то из высоких чинов Обкома партии. Думаю, мало кто себе в те времена мог позволить такое. Решая насущные проблемы оркестра и оркестрантов, маэстро никогда не унижался и не просил. Он требовал! Требовал, что должны были сделать, но не делали. И как правило, добивался своего. Сложно сейчас судить, но не обладай он таким характером, смог бы создать один из лучших коллективов стране?! Сказать однозначно крайне сложно… Наша дружба началась не просто... После того как моя опера-балет "Снежная Королева" была написана и поставлена в Новосибирском театре оперы и балета, я сделал сюиту для симфонического оркестра. Был назначен концерт из сочинений А.Ф. Мурова, С. Кравцова и моей сюиты. Как всегда я пришёл на репетицию..., но смотрю - Арнольд Михайлович поглядывает на меня с явным раздражением, чему, признаться, я удивился. В музыке я был уверен - сам Арнольд Михайлович играл некоторые части несколько раз и в Оперном театре музыка звучала очень убедительно но в разговор я вступать не решался и вопросов не задавал. Думал, ну вот возьмётся играть и всё прояснится. Но смотрю - первый день, мою музыку не берёт играть, второй день тоже. Третий день (предпоследний), первый заезд - нет, второй - нет. Я ничего не мог понять - что происходит... Но наконец на последний заезд Арнольд Михайлович объявляет - "Лисицын". Немного полегчало, но репетиционного время то осталось немного, послезавтра концерт. Начали играть... Проиграли "Пролог" - тишина, "Северного Оленя" - реплика Арнольд Михайлович - "ну это вроде ничего", дальше. В общем, по окончании первого проигрывания Арнольд Михайлович сказал - играем всё но без "Пролога". Как в последствии оказалось большой по длительности "Пролог" перегружал программу концерта и это было причиной для "нервоза". Ведь он считал себя ответственным за всю программу концерта, а не только за отдельное произведение. На следующий день Арнольд Михайлович сделал из музыки ну просто конфетку в золотой обёртке , чем был очень доволен. А на концерте после исполнения повернулся к залу лицом и очень довольный сказал - "Вот так!". Меня в очередной раз поразило в его дирижировании, то что я очень редко вижу у современных дирижёров - он буквально лепил музыку, каждую фразу как скульптор.. Это было удивительно! После этого концерта мы подружились.
- Вернемся к «Зову моря». Как только прозвучали первые ноты, я уловил некую связь с «Ламенто» . Так ли это на самом деле?
- Это действительно так. Более того, скажу Вам, что Вы первый обратили на это внимание. Работая над симфонией, я постарался продолжить тот стиль, который нашел в работе над «Ламенто». Та уникальная работа музыкантов по извлечению уникального звучания, стала мне очень близкой и интересной. Мне было крайне важно не упустить ту нить, которую я нащупал в работе над более ранними произведениями. Ведь каждый из нас, композиторов, ищет свое «Я», ищет свой уникальный музыкальный язык. Именно он делает автора узнаваемым . И это очень важно… Говоря о посвящении симфонии Арнольду Михайловичу должен отметить следующее. Изначально я не ставил задачу написать некое произведение – посвящение. Прекрасно зная маэстро, я понимал, что произведение должно быть достойно его. Достойно памяти о нем. «Море» было написано задолго до минувшего фестиваля. Но до уровня Каца оно, в том виде, явно не дотягивало. Но все же я остановил именно на нем свой выбор и положил немало времени и сил, что бы оно стало таким, каким звучало на премьере. Пришлось очень многое переписать чтобы оно стало на тот уровень на котором я его представлял и было достойно памяти А.М. Каца.
- Сейчас, когда все воления по поводу премьерного исполнения симфонии улеглись, положа руку на сердце - Вы довольны услышанным и увиденным?
Я счастлив! О том, что премьера удалась могу судить и по реакции зала, по тому, что мне говорили музыканты и по тому, что сказал после концерта наш выдающийся дирижёр Туган Сохиев: “Чувствуется, что в этом произведении присутствует герой”. Понятное дело, кого он имел ввиду, говоря о «герое». Для меня подобное высказывание очень важно: замысел совпал с содержанием. Лучшей оценки, пожалуй, быть и не может! Так же после прослушивания моей пьесы наш всемирно известный композитор Александр Раскатов написал мне следующее :"С огромным удовольствием прослушали Вашу оркестровую пьесу!! Замечательная вещь, настоящая симфония красок! Примите самые тёплые поздравления с гигантским успехом, который Вы заслужили Новосибирск может гордиться своим соотечественником. Это показывает, что даже за 15.000 километров от родных мест композитор может сохранить себя, а это очень редко бывает." Кстати, мне невероятно повезло, что премьера "Моря" была сыграна одним из лучших дирижёров нашего времени Туганом Сохиевым и нашим замечательным симфоническим оркестром новосибирской филармонии. И ещё хочется выразить огромную благодарность Вадиму Репину и всем организаторам Транссибирского фестиваля за то, что это стало возможным!
На фото: Борис Лисицын и Тоган Сухиев после премьерного исполнения "Зова моря". Фото. Александра Иванова
